Рука Тимура опустилась на пистолет. Если Жердь потянется к крышке, надо стрелять сквозь нее, как только стукнут запорные скобы, вскакивать и…
— Ну чё, как бок? — спросил Огонек.
— Болит, — промямлил Жердь. — Укольчик бы еще да таблетку, которую костоправ в институте дал. От них в башке смутно, будто тумана из Южного болота туда напустили. Хорошо.
— Так надо было спереть у него таблеток.
— Да я хотел, не вышло.
Жердь снова откинулся на сиденье, подбородок его исчез из виду. Отпустив пистолет, Тимур закрыл глаза, так и не убрав артефакт со своей груди. Надо поспать. До КПП, по его подсчетам, оставалось не меньше часа.
Привалившись спиной к железной стене и положив ноги на край шаткого стола, кое-как склепанного из досок и листа железа, Тимур сказал:
— Я ему не верю.
Логово — необычное место: вроде бы хорошо видно со всех сторон, но никто его не замечает. Внутри две комнаты: большая со столом, лавкой, лежанками под стеной и каморка для оружия и припасов.
Стае, отвернувшись от забранного ржавыми прутьями окна, потер нос костяшками пальцев. За последнее время он похудел и стал выглядеть старше, лицо осунулось.
— А я верю, Тим.
— Нам не ерундой всякой надо заниматься, а копить деньги на операцию.
— Тридцать шесть тысяч, на меньшее врачи не соглашаются.
— Соберем, — не слишком уверенно сказал Тимур. — Раздобудем как-то. Поедем за Периметр, положим тебя в больницу… Все нормально будет. А тут что? Искать этот «ментал»… ну фигня ведь.
— Да не искать же, пойми! В том-то и дело, что его не надо искать — известно, где он. Главное — попасть туда. Возьмем Котелка и Березу с Ходоком, я уже с ними поговорил, они не побоятся. Купим снарягу — и пойдем.
Почему-то в Логове всегда пахло мокрым железом, даже когда стояла жара. Сейчас жары не было, недавно прошел дождь, и Свалка вокруг парила, отчего комнату наполнял такой густой дух, что даже у привычного Тимура начинало пощипывать в ноздрях. Он поморщился.
— На какие шиши снарягу купим? Там же на пути столько всего разного… нужны детекторы, да не обычные, с повышенной чувствительностью.
— Я у Филина одолжу.
— Ты что?! — возмутился Тимур. — Совсем очумел? С ним связываться…
Стае махнул рукой:
— Мы уже с ним связались, ты вроде не знаешь. Последнюю ходку для Филина делали, хабар из его тайника брали и Курильщику относили. И потом, не переживай, деньги не вдвоем одалживать будем, я один возьму.
— Да не в том дело! — вспыхнул Тимур и даже стукнул кулаком по столу, потому что Стае угадал его потаенные мысли. — Ходка — это просто работа по заказу, но деньги у бандюка брать… Ты знаешь, что Филин из-за убийства в Зоне оказался? Завалил троих в машине, они его подвезти остановились на проселке, он их убил — мужа с женой и мальчишку их — и от ментов сюда сбежал. А ты у такого человека в долг брать собрался? Да и не в этом дело. «Ментал» этот твой — бред какой-то. Ничем он тебе не поможет, мы только деньги Филина зря потратим. Либо сдохнем по дороге, либо вернемся ни с чем. А время идет, и ты…
Он замолчал, потому что логичным окончанием этой фразы было «и ты скоро умрешь», они оба это знали. Хотя на самом деле с проказой так дело обстоит, что никогда не знаешь точно, сколько еще протянет человек — два месяца или два года. Лишь в последние недели, когда начинают выходить из строя ороговевшие суставы, становится ясно: скоро конец.
— Изменился, — произнес Стае, шагнув к столу. Что?
— Да вот, смотрю, как ты изменился. Повзрослел. Сравниваю тебя теперешнего с тем пацаном, которого из интерната увез…
— Чего это ты вдруг?
Стае улыбнулся. Тимур оставался серьезен. Он вообще не часто улыбался, так как видел в окружающем мало забавного. Тимур, по большому счету равнодушный к Зоне, живущий здесь лишь потому, что больше ему некуда было податься, в определенном смысле подходил для нее гораздо больше влюбленного в эти места брата. Он теперь стал грубее и резче, чем по-прежнему мягкий Стае, циничнее и агрессивнее, а именно такие в Зоне и выживают.
— Идет, — сказал брат.
От большого круглого отверстия в железном полу Логова к земле вела толстая гофрированная труба из резины, пластика и проволоки. Через нее братья попали сюда, и через нее же теперь в Логово влезал Старик.
Сначала из трубы показалось нечто напоминающее клочковатый медвежий мех. Над ним вились две осы. Вскоре стало понятно, что мех этот на самом деле — волосы, очень густые и кучерявые, с едва заметной проседью (Тимур подозревал, что седины там гораздо больше, просто она не видна из-за грязи). Из волос торчали сухие травинки. Следом возникли руки; сильные пальцы с крупными, похожими на половинки орехов суставами ухватились за край отверстия. Раздалось сопение.
Наконец Старик явил себя целиком. Закашлялся. Громко поскреб грудь. Повернул к сталкерам заросшее темной щетиной лицо. Облачен он был в ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги с высокими, до колен, голенищами, и рубаху, как у Льва Толстого с картинки из учебника: светло-серую и длинную, с пуговицами до пупа, перетянутую ремнем, на котором висели всякие мешочки. Сутулая спина его казалась горбатой, голова на толстой шее была наклонена вперед, из-за этого постоянно казалось, что Старик вознамерился протаранить лбом стену или боднуть тебя в подбородок.
— А и вот вы, — густым басом протянул он, вразвалочку подходя к столу. Походка у него была как у заправского матроса. — Я принес, гля…
Рукава, закатанные почти до локтей, обнажали толстые, заросшие волосами руки. На широкой груди тоже росла темная шерсть. Осы с жужжанием вились над головой, одна села на торчащую верх, как антенна, травинку, и та закачалась.