С. Х. В. А. Т. К. А. - Страница 70

Петр снова кивнул.

— Тогда мы садимся в этот второй и летим за первым. И не убиваем тебя. Из нас никто вертолетом управлять не умеет, вот тебе и гарантия, что жив останешься: ты вертушку поведешь.

— А потом?

— Потом… та, первая, сядет где-то. Ты вторую рядом посадишь, и потом мы уйдем своими делами заниматься, а ты вали куда хочешь.

— Я поведу… но как? Там ведь будут… — Петр замолчал.

Бандиты внимательно смотрели на него. Пилот откинул голову, стукнулся затылком о край спинки и закрыл глаза, поняв: ему предлагают купить свою жизнь ценой жизни всех тех, кто прилетит на втором вертолете.

— Нет, — сказал он и поглядел на дробовик в руках Филина. — Стреляй, я своих вам в лапы не отдам.

— Стрелять? — удивился Филин и отступил, вешая оружие на плечо. — Ты что, дорогой? Стрелять… Гадюка!

Гадюка встал между главарем и Боцманом, подняв большой нож с мелкими зубчиками на одной кромке.

— Никто не станет в тебя стрелять, Петр, — сказал Боцман и похлопал шагнувшего к пленнику Гадюку по плечу. — Мы с командиром к тебе вообще больше не подойдем. Просто Гадюка тебя на лоскуты сейчас резать станет. На такие, знаешь, полосочки, он это хорошо умеет. Потом шнурков себе из них наплетет…

Петр заговорил, Боцман ответил ему, Гадюка еще на шаг приблизился к стулу — но Филин больше не слушал и не смотрел на них. Он остановился между лежащим на полу мертвым профессором и большим прибором у лежанки. Поглядел на тело, на торчащую из прибора длинную консоль со сломанным захватом. Этот мужик в белом халате был напуган еще больше Петра. К тому же, в отличие от пилота, он умирал и знал это. Ну и, кроме прочего, Петр — кадровый военный, а этот — научник, интеллигентишка вшивый… Короче, надавить на него было легко. Собственно, и давить не пришлось, он и так все выболтал, все, что знал. А знал он многое: про «слизни», про «ментал»… И про бесконечность. И теперь Филин думал, очень напряженно думал. Он уже решил, что не будет продавать артефакты. Дело ведь, в конце концов, не в деньгах, дело во власти. Хотя, если подумать, то когда дело в деньгах — оно все равно во власти. Ну а бесконечность, судя по всему, давала в этом смысле большие, широкие возможности.

* * *

Летать над землями Отчуждения опасно. Куда опаснее, чем над обычным миром. Здесь существуют зоны повышенного и пониженного давления, а еще — места уплотнения воздуха, которые пилоты называют карманами. Есть незримые воронки и воздушные фонтаны, бьющие, как полагал Тимур, над особо сильными аномалиями.

В общем, летать над Зоной — особое искусство.

Которым Растафарыч не владел.

Когда показалась граница Могильника, вертушку тряхнуло так, что она чуть не перевернулась, и пилот повел ее на посадку.

Они опустились в месте, где вертолетам садиться вообще-то не положено, — на склоне холма. Хорошо, что тот был пологим.

Стащив наушники, Тимур сдвинул дверцу и первым выбрался наружу.

Конечно, у Могильника не было четко обозначенной границы. Никто не расставлял вешки, не втыкал полосатые столбы, не прокапывал контрольную полосу. С этой стороны условной границей Могильника служило длинное и узкое кукурузное поле. Ярко-желтая полоса тянулась недалеко от холма — сухо шелестели листья, постукивали на ветру початки. Дальше начиналась безымянная заболоченная речушка, лабиринт камышовых зарослей, островков травы, омутов и заводей стоячей, затянутой ряской воды.

После зигзагов и прочих кульбитов невысшего пилотажа, которые Растафарыч выписывал над Зоной, мутило. Тимур поднялся на вершину и лег там, уставившись в небо.

Когда желудок пришел в норму, он сел. Растафарыч и Вояка устроились на камнях перед ним, обнявшись. Трудно было представить себе кого-то более непохожего: увешанный хипповскими фенечками тощий патлатый мужик в голубых джинсах с дырищей на колене и в рубашке с обтрепанной бахромой — и конопатая девчонка в белой больничной рубашке, с двумя косичками, русой челкой, вздернутым носом и общим боевым выражением маленького личика. Но то, как они прильнули друг к другу… При виде этого Тимур вдруг показался себе старым-старым. А еще он подумал: противоположности сходятся. Потому что у них же единство… но еще у них и борьба — так, кажется, учили в интернатской школе.

— Рассказывайте, — буркнул он. — Как вы там оказались?

Вояка поежилась, и Растафарыч обнял ее покрепче.

— Опыт надо мной проводили! — выпалила она. — А потом и над ним хотели. Начальник их, седой этот, один раз упомянул, что мы — подопытные! Как кролики какие-нибудь или крысы лабораторные… Гады они, суки распоследние!

Тимур перевел взгляд на Растафарыча:

— Ладно, давай ты, только внятно и по порядку.

— Если по порядку, мэн, то дело так было… — рассудительно начал тот.

Выяснилось, что штопаные мазафаки, закопать их всех в конопле, не поверили, будто нападение на микроавтобус было осуществлено без участия водителя, и решили, что он — наводчик в доле. И поэтому, когда Маша привела его на базу НИИЧАЗа в бывшем колхозе «Красные Знамена Октября», Растафарыча схватили. Как и саму Вояку — она, провожая спутника, подошла слишком близко к базе, наблюдатель с вышки заметил, что «предатель» был не один, и как только его взяли, была выслана погоня.

Они некоторое время отдыхали в глухом подвале, а потом обоим надели черные мешки на головы и стянули руки за спиной. Дальше был полет и лаборатория. Мешок с головы Растафарыча стащили лишь после того, как он уже сидел на стуле перед лежанкой, к которой пристегнули ремнями Вояку.